И покорился пятый океанТеоретические занятия в классах, изучение материальной части, учеба в “самолетах на земле”, то есть познание всего необходимого - подготовительного к полетам, длилось всю зиму. Каковы достижения в этом у Евгения - данных нет, но, без сомнения, постигал военно-летную специальность он упорно и небезуспешно. Хотя в одном из писем с досадой сообщает: “Черт знает, почему сегодня так плохо выходило. Рассердился на себя. Даже сказал лейтенанту: почему-то ничего не получается! Он в ответ, - “Ладно, вылезай”. Я еще больше разозлился на себя. Вот, думаю, сглупил: вовремя не сделал хорошо, а теперь жди следующего раза. А как неприятно вылезать из кабины, когда плоховато получается”.
С начала апреля подразделение, в котором был Евгений, переводилось в летний лагерь, к аэродрому, и начиналось самое главное и самое интересное для курсантов - покорение “пятого океана” - “настоящая летная работа”, как определяет ее Евгений.
“О, что будет завтра! - с приятно-тревожной ноткой восклицает он в письме Вере. - Как скорее хочется повыше забраться, побыстрее летать. Какое чудесное ощущение - скорость. Послушная машина, ревущий мотор. Это увлекательная, но трудная работа”.
1 апреля (тогда этот день еще не был “Днем смеха”) с утра, в полном обмундировании и с винтовками за спиной, курсанты резво отправились в поход. День выдался теплый, в шинелях стало жарко, а идти - километров 15. Но вот и место лагеря.
Пришли, отложили винтовки, сняли шинели и начали ставить палатки. Подвезли долгожданный обед. Короткий отдых, и вновь работа по устройству солдатского уюта в палатках и оборудованию лагеря. Таскали камни, подносили песок, подчищали дорожки, подправляли газоны, подкрашивали, ремонтировали.
К концу дня лагерь принял “божеский вид”, как выразился Евгений в письме от 2 апреля. “Аллейки стали такие красивые! - добавляет он и продолжает восхищаться. - Этот первый вечер в лагере замечательный: тихо, тепло, светло. И мы с дружком Ленькой, забыв про усталость, обнялись и запели: “Не уходи, еще не спето столько песен”.
А через день Евгений впервые в жизни поднялся в воздух, побывал в ознакомительном полете.
Вел машину инструктор, а потом передавал управление курсанту. Как прошел этот первый выход в небо для Евгения, он увлекательно рассказывает в письме Вере от 5 апреля.
“Полный газ и все замелькало, побежало назад. Но вот земля остановилась, а затем медленно поплыла,
самолет перестал дрожать и стремительно, но ровно лезет вверх. Земля кажется широким ярким полотном, которое едва заметно
плывет. Чередуются зеленые, серые и черные полосы. И вот -высота 300 метров. Приятно и радостно. Невольно улыбаешься.
Но что это? После нескольких разворотов смотрю кругом и не знаю, где мы. Впереди вижу озеро; слева - не видно конца моря и начала неба, все слилось; а внизу - кучки домиков какой-то деревеньки, черные и зеленые, серые и желтые полосы и опять озера.
И тут инструктор спрашивает.
- Где Ейск?
А я и не знаю. Но не долго думая, указываю в сторону солнца.
- Что вы, товарищ Францев, - отвечает инструктор. И кивает в обратном направлении, на большое скопление квадратиков, похожих на дома, обвитых клубами дыма. “Вот фунт изюма!” - думаю я и внимательнее смотрю на землю.
Чувствую себя богом - на высоте удивительно хорошо. Вижу аэродром, знаки посадки “Т” и лагерь. Ага! Вот мы где. Начал соображать.
- Берите управление, - объявляет инструктор.
Я спокойно начинаю шуровать, и самолет послушно плывет.
Прекрасно. Вот и посадка. Быстро приближается земля. Захватывает дух так, как во сне, как будто летишь с кровати и просыпаешься, или когда тебя неожиданно толкнули в воду и ты пытаешься схватиться за невидимые предметы.
Вот и земля Самолет кренится и разворачивается. В этот момент кажется, что мы повисли в воздухе. А когда глубокий вираж - ощущение намного острее. С непривычки кажется, что перевертываемся и вот-вот вывалимся из кабины. Но все в порядке. И если во время восьми месяцев подготовки к этому дню мне казалось, что летчик почти то же, что шофер, то теперь ощутил огромную разницу. После первых же полетов все курсанты стали с большим уважением относиться и к инструкторам-летчикам, и к самолетам.
Неудивительно, что после полетов курсанты почти с любовью мыли и чистили самолеты. Несмотря на горячее солнце, летную одежду, опаленное ветром и зноем лицо. А снимать спецодежду не положено. В ней еще семь километров идти от аэродрома до лагеря.
Вот такие экзамены на знания и сообразительность, на выносливость и упорство.
В первый день полетов курсантов подняли в воздух по два раза Так же и в следующие дни. Однако ребята довольно быстро осваивали азы летного мастерства. Евгений успешно сдает зачет по технике пилотирования по прямоугольному маршруту, правильно выполняет взлет и посадку Немного теряется, окунувшись в облака, где. по его словам, “скучно становится”, как верно отмечает метеоролог, но благополучно “вылетает” и из этой ситуации.
Покоряя “пятый океан”, Евгений и его товарищи по эскадрилье не только получили новые приятные впечатления, но и открывали в своих характерах изменения в лучшую сторону. Евгений прежде сетовал на то, что вспыльчив, и не может от этого освободиться. А когда стал летать, появились спокойствие, сдержанность. уверенность. “Теперь отправляюсь в полет, как на прогулку, - констатирует он. - Не думаю ни о какой опасности Мысли - только о том, как лучше управлять самолетом. Не волноваться, не теряться - очень ценно. Такое состояние мне нравится”
Евгений стремится воспитать в себе эти черты характера- чем сложнее и труднее ему в познании искусства воздушного аса, тем он упорнее и настойчивее. “Начали изучать боевые машины и другие сложные вещи. Помимо полетов опять занимаемся в классе Как трудно сидеть на уроках - так и клонит ко сну, иной раз никакого усилия воли не хватает открыть глаза. Встаешь в 4 утра, идешь на полеты: затем обратно. - устанешь, а потом - в жару еще 8 часов в классе. - пишет Евгений Вере. как бы жалуясь, однако, словно спохватившись, добавляет, - Но без труда ничего не дается, так говорят умные люди. Послушаем их, и я буду больше стараться”
Впрочем, Евгений и во всем очень старается. Это самая яркая его черта.
Грянул гром войныСтрашным, неожиданным громом войны вошло в жизнь советских людей 22 июня. Болью, досадой на вероломство врага, ненавистью к жестоким захватчикам, но не страхом, не растерянностью, а уверенностью в победе наполнились души и сознание курсантов.
“Война очень серьезная, первая в нашей жизни, - пишет 7 июля Екатерине Мартазовой Евгений. - Это будет великая и кровопролитная война. И я уверен, как все мои товарищи, что мы сметем с лица земли Гитлера и фашизм. Наш народ, наша Красная Армия, Флот и Авиация совершат это. Ведь мы ведем войну правую, за свое Отечество”. Невольно помыслы курсантов - о фронте. Конечно, юное сердце сжималось перед военной стихией. Ведь когда поступали учиться, мало думали о том, что вот-вот грянет кровавая война. Да и представлялось все в далекой от реальной жестокости обстановке, романтичной и героической, без страшных видений крови и смерти. Однако все готовились и ожидали, что скоро тоже вольются в ряды сражающихся.
О настроении Евгения Францева, его повзрослевшем и изменившемся сознании, когда чувства становятся острее и откровеннее, ярко повествует письмо Вере, отправленное 20 августа.
“Здравствуй, дорогая Вера! Получил два письма и каждый с сюрпризом. Дороже - первое, главное в нем - образ милой девушки, твоя карточка... Много раз перечитывал, стараясь убедить себя, что вижу тебя наяву. Перед сном расцеловал карточку. А как бы я расцеловал тебя, если бы ты на самом деле оказалась рядом!
Интересно читать о твоих мирских заботах, о подготовке к новому году. Все, что не связано с фронтом, нам, военным, кажется суетой. Да, многое меняется сейчас в жизни. Хотя каждый занят своим делом, своей работой, но так или иначе, главные помыслы о войне, о том, чтобы помочь фронту”.
Евгений полон патриотических чувств, искренне горячо выражает их в письмах. И его энтузиазм не снижается трудностями и тяжестью будней военного времени. “Мы уже давно не летаем, - сообщает он в письме. - А так хочется! Но сейчас есть более важные работы: занимаемся особой “физкультурой” - упражнениями с лопатами. Занятие нехитрое, но утомительное”.
Курсанты возводили оборонительные сооружения.
Пока они еще, как говорится, не нюхали пороха, хотя постоянно несли караульную службу. Но вот в начале сентября над Ейском послышался гул немецких бомбардировщиков. Жутко засвистели падающие бомбы, взметнулись в воздух от взрывов комья земли и обломки строений. Цепь воронок постепенно протягивалась от приморской косы до учебных аэродромов. Немцы, конечно же, знали об училище и наметили разбомбить его.
Командование училища срочно сформировало эскадрилью истребителей для отражения бомбардировщиков. Однако налеты становились настойчивее, самолеты врага все чаще прорывались к аэродромам. Одной эскадрильи для защиты уже не хватало, переводить остальные самолеты в боевые - значит нарушить учебный процесс, а училище должно функционировать во что бы то ни стало.
Поэтому срочно, в этом же месяце, командование Военно-Морского флота приняло решение перебазировать училище из Ейска и Николаева под поселок Безенчук Куйбышевской области. Эвакуировались и по земле, и по воздуху. Уходили под бомбежками и усиливающийся грохот канонады.
Уже в конце сентября Евгений шлет весточку Вере с нового места. Рассказывал, что перед отъездом из Ейска дней пять их эшелон стоял на пристани. Курсанты “втихую”, откровенно сознается Евгений, ухитрялись отправляться в город, гулять в садах, ходить за виноградом и арбузами, купаться в море и даже кататься на шлюпках. “Мы жили одним днем и даже не думали, что нам будет за эти проделки”.
Но вот двинулись в путь. Ужом извивалась по просторам Донских и Сальских степей железная дорога, а затем потянулась по Сталинградской области.
“Мы проехали 2010 километров, обогнали много эшелонов беженцев (большинство евреев), голодных, измученных длинной дорогой и напуганных ужасами фашистского запада. Сколько их! Женщины, дети, старики и даже молодые парни, - пишет Евгений. - Большие города мы проезжали обычно ночью. Не удавалось даже посмотреть на них. Останавливались днем только в Сальске, Кузнецке, Сталинграде. Разговаривали с местными ребятам и, которые подходили к эшелону, расспрашивали, кто мы, куда едем. Разговорившись, заявляли, что тоже готовы идти в армию, флот, авиацию и воевать с немцами. Мы их, конечно, благословляли.
Потом мы еще долго ехали по однообразной равнине. Наконец, пошли знакомые пейзажи: холмы, леса. речки, сады. Стали появляться деревни. Как приятно было видеть эту нашу обычную сельскую картину”.
На восьмые сутки эшелон курсантов прибыл на станцию Безенчук, что означает Пыльный. Все вздохнули свободнее, наконец-то закончился утомительный путь: то жара, то холод, неудобства дороги, да и питание какое попало. Однако приехали вновь на голое место. О том, как училище обосновалось, строились ли помещения, аэродромы. - об этом в письмах Евгения почти не говорится. Ему интереснее было написать о том, “как мы за дорогу одичали! С ребятами еще находили общий язык, но смешно смотреть, когда наша братва подходит к девчатам. Кто развязно, кто скромно, но все неуклюжи, будто медведи. Собственно, стоит ли об этом думать? Все это - после войны, а сейчас скорее бы на фронт. Мы уже думали, что скоро попробуем свои силы, но эта перебазировка, словно ножом по горлу, очень не вовремя. Больше месяца потеряно. На западе жестокие бои, люди гибнут, нужны новые кадры. А мы все учимся”.
3 июня Евгений пишет Кате Мартазовой из села Преполовенка. где располагался аэродром училища.
“У нас также бывают веселые часы: иногда приезжают артисты театров Москвы, Ленинграда, Куйбышева. Когда жили в Безенчуке, довольно часто слушали хороших певцов и музыкантов. Особенно понравился концерт бригады Московского Большого театра. Исключительно высокое исполнение. Послушала бы солистку Батишеву! Замечательно поет!
А теперь концертами нас балуют реже. Живем в летних “фатерах” ... занимаемся своими делами. Развлекаться некогда. Дни стоят жаркие, солнце палит с утра до вечера. Нигде не спрячешься - кругом поле. И ветра нет. Пыль от взлетающих самолетов стоит столбом.
Недалеко протекает маленькая речушка. Мы каждый день не забываем ее посетить перед обедом. Вечера и ночи тут чудесные: тихо-тихо, чуть шумит листва, где-то на болоте беседуют лягушки. Щебечут птички, заливаются соловьи. Ночи теплые, лунные. Ох, эти ночи! Не хочешь обращать внимание на них. но они своей прелестью невольно увлекают…”
Из письма Е. Мартазовой 17 июля.
“Настала нестерпимая жара, солнце палит нещадно, высушивая все. что может сохнуть: траву, землю, деревья. У нас всегда спина мокрая, со лба ручьями льется пот. Зато я успел прилично загореть”.
В послании Кате 12 августа у Евгения уже другое настроение.
“Вообще-то последнее время я живу неплохо, повольнее. 10 августа был выходной день. Мы с командиром на полуторке поехали рыбачить на ночь. Как интересно! Рыбы наловили бреднями четыре ведра. Утром я сходил в деревню, купил огурцов, картошки, молока и сварил уху. Кашеварить мне очень понравилось. Особенно интересно было, как я в ведре варил уху. Вот смеху было! В общем, время провели по-простецки весело”.
Занятия в классах, изучение техники на земле стали дополняться летной практикой. Казарменные порядки для выпускников (курсанты группы, в которой был Евгений, уже считались таковыми) были довольно мягкими. “Можно вечером побаловаться, - сознается Евгений. - Любители погулять встречаются с деревенскими девчатами. Своих-то ребят они проводили”. Но для нашего героя, как он подчеркивает, оказывается самое привлекательное... обилие арбузов. Продают их в совхозе дешево (30 коп. кг), и в любое время дня.
Тянулись будни курсантской жизни: теоретические занятия и зачеты по ним: полеты и работа на аэродроме. Евгений во всем достигал высоких результатов. Зачеты сдавал на “отлично”.
Посвящая себя всецело учебе и полетам, он, однако, сильно тосковал по родным, любимой девушке, друзьям юности. Нередко отдавался мечтам. “Я постоянно вспоминаю былое. Часто вижу во сне, будто приехал домой и встретил тебя, - изливает он свою душу в послании Вере. - А когда думаю о доме, о тебе. припоминаю все подробности наших встреч. Хотя мы были лишь товарищами, именно ты для меня самый близкий человек в Чернушке. Как хочется побыть с тобой хотя бы день, час, хотя бы только посмотреть на тебя - и я буду счастлив”.
Однако тоска юноши не была горькой. Наоборот, душа его, словно в упоении, тянулась к героическому, светлому в жизни. Романтическая натура даже в однотонной атмосфере училища находила особенное, замечала и оценивала все необычное.
“Какой красивый восход солнца был 7 ноября! - восторженно восклицает он в письме Вере. - Праздничный, торжественный, величавый. Я нес “почетную вахту” - стоял в карауле. Ночь была тихой, звездной и светлой. Утром заалел восток. Розовые лучи солнца расходились во все стороны, хотя солнца еще не было видно. Луна постепенно скрылась за тучи. А вот и солнце всходит, и снег заискрился разноцветными огнями”.
Прочитав роман Войнич “Овод”, Евгений под большим впечатлением написал в дневнике: “Я восхищаюсь мужеством и силой воли героя романа. Ему можно позавидовать. Сколько перенес ради правого дела, ради своей идеи. А Джемма? Верная подруга, преданная женщина. О такой можно мечтать”.
Поступки героев “Овода” перекликались с душевными устремлениями и нашего героя, от этого тверже становились его убеждения, крепче воля и упорство в достижении намеченного.
Воспоминания и история жизни Евгения Францева http://iwolga.narod.ru/date/franz/franz_1.htm